 |
 |
Стиляга и англоман, «рожденный в маске». Известный график Лев Алимов отмечает день рождения
«Гороскопы смотрю и слушаю каждое утро»
У известного белорусского художника-графика Льва Борисовича Алимова 26 ноября - день рождения. Он и стал поводом для нашей встречи с новым почетным членом Российской академии художеств в его творческой мастерской.
Здесь все обычно. Множество картин, набросков, фотографий, цитат, развешанных на стенах. Офортный станок – гордость графика. К нему он даже разрешил дотронуться и сфотографировать.
Для тех, кто не в теме, сообщаю: Алимов мастер офорта — сложной и уникальной графической техники. Равных ему в Беларуси и на всем постсоветском пространстве нет. В 1992 году Международный биографический центр в Кембридже назвал Алимова "Человеком года в искусстве" и наградил медалью "За достижения в ХХ столетии".
Прошу показать в оригинале один из его известных офортов «Рожденный в маске». Этот офорт–автопортрет Алимова разлетелся по всему свету. Гравюра есть в Государственном музее изобразительного искусства имени Пушкина (Россия), в Национальном музее в Варшаве, в «Третьяковке», в японском Университете искусств Тама (Tama Art University), а также в многочисленных музеях и частных собраниях.
- «Рожденный в маске» - моя лучшая работа, начал ее в 1991-м, переделал в 1999-м. И всю жизнь ее переделываю. Они все разные, на этой, к примеру, нос другой, - уточняет график.
Удивленно спрашиваю: «И здесь творит «звезда?»
В ответ слышу: «Никакая я – не звезда. Звезды – это звезды, а художник – это художник».
- А гороскопы читаете?
Он отвечает с присущим ему природным чувством юмора: «Смотрю или слушаю каждое утро».
- Шутите?
- Отнюдь. Честно и искренне говорю. Все, что в них предначертано, сбывается. Иногда. Взять 20 августа этого года. Проснулся. Включаю гороскоп. А там написано: «Сегодня в вашей жизни очень важное творческое событие, используйте его».
Жду. Внуков проводил. Жена завтрак приготовила. Поел. И тут раздается междугородний звонок. «Здравствуйте, господин Алимов. С вами разговаривает главный ученый секретарь Российской академии художеств Олег Александрович Кошкин. Согласно Уставу и решению президиума принято положительное решение о приеме вас в Российскую академию художеств в качестве почетного академика. Вам необходимо оформить документы»… Я одурел.
А какой гороскоп был сегодня, между прочим!?. Вот вы пришли…
- И вы верите в такую чушь?, - обрываю его на полуфразе.
Он обижается: «Чушь, говорите?». И приводит очередной пример:
- 1993 год. Моя жена стоит в очереди на кооперативную квартиру. Я смотрю гороскоп по телевизору. А там звучат слова: «В четверг ждите приятную весть, связанную с жильем». И дали нам 2-комнатную квартиру. Правда (смеется), я сам немного подсуетился, но получил же? И в четверг!
Смотрю гороскопы по любым каналам, в разных изданиях. Везде, что попадается на глаза. И верю в них. Иногда они сбываются, хоть и редко.
«Отец молился в пустой угол»
Обращаю внимание, что у верящего в гороскопы Алимова имеется нательный крестик. Спрашиваю у него: «А крестик на шее?»
- Обычный латунный. Он давно со мной. Отец не носил крест. Он боялся всего: молился в пустой угол. Время такое страшное было. Мне рассказывала моя тетя Вера Георгиевна Зайцева-Шамина, она работала врачом на Диксоне рядом с мужем. Мой дядя, Иван Шамин, был известным полярником. Долгие годы он был руководителем арктической экспедиции. Так муж тети на льдине сидел ночью. Потому что приходили на лыжах 20 человек и забирали. Это был ужас.
- А ваши родители - где жили и как оказались в Бресте?
- Отец родился в старообрядческом старинном городе Дмитрове под Москвой. У них был 2-этажный дом. Из белого кирпича. Но родители жили в Москве. Мой отец после гражданской войны был молотобойцем. Он отрубил себе указательный палец, чтобы никогда больше не воевать. Это страшное время было, когда брат на брата шел.
Мать родилась в 1914 году в Саратовской области в городе Балашове. В 1928 году моего дедушку Григория Амплейвича Шанина выслали всей семьей в Караганду в один из первых лагерей.
Поскольку дети были несовершеннолетними, их заставили отказаться от родителей. И они все приехали в Москву на рабфак. Мать швеей работала в Останкино, где и познакомилась с отцом. Отца после убийства Кирова в 1934 году, выслали из Москвы на север Ярославской области, в маленький город Любим. Там родились мои два брата и сестра.
В 1941-м отец не воевал, а находился в трудовой армии, которая была пострашней штрафбата. Рыл окопы. После Победы приехал в Москву, потому что Сталин сказал, что Родина-мать простила.
У отца был друг Василий Курков. Он посоветовал поселиться в освобожденных районах Белоруссии. И уехали родители подальше от Магадана, выбрав Брест. Я здесь родился в 1945 году.
В 1956 году отец получил письмо из Австралии и подарил мне марку, на которой был изображен крокодил. А письмо сжег и заплакал. Так никому ничего и не сказав: он очень боялся за нас. У меня есть предположение, что там жил кто-то из родственников, возможно, его сестра.
- Знаю, что ваша семья жила на Советской, в маленьком домике, который сохранился.
- У нас было 16 квадратных метров на шестерых, - Лев Борисович показывает старую фотографию дома и комментирует картинку. - Здесь акация росла, но ее спили. Здесь детство мое прошло. Вот слива, посаженная отцом, она еще жива. Здесь росла живая изгородь из конопли. Никто ее тогда наркотиком не считал…
«У нас многие себя считают талантливыми, но это ж не так»
Алимов берет семейные альбомы и продолжает рассказ.
- 1949 год, угол Советской и Маяковского. Сейчас здесь дом построен. Вот брат мой Володька, в немецком френче. Так люди тогда одевались.
А вот мой одноклассник – заслуженный артист Беларуси Леонид Тышко, бас-гитарист в первом составе «Песняров». Это мой сослуживец - Марк Рудинштейн, я с ним в армии служил. Служил и с будущим главным дирижером и художественным руководителем Большого театра Александром Лазаревым. А это легендарная талантливейшая художница России - академик Татьяна Назаренко. Я ей однажды сказал: «Таня! Какие у вас работы последние хорошие!». А она в ответ: «Лёва! Разве это сейчас кому-нибудь нужно?»
Прошу Алимова назвать фамилии лучших белорусских графиков. Он называет имена: Валерий Славук, Владимир Вишневский, Юрий Яковенко, Павел Татарников, Михаил и Владимир Басалыги, Роман Сустов, Арлен Кашкуревич...
- Во мне много плохого. Но я радуюсь, не завидую, а радуюсь, когда у кого-то получается. Зависть разрушает. А мне еще пожить хочется немножко, порадоваться, - делиться мыслями Алимов.
- Но зависть всегда присутствует в любой творческой среде. Это ж вы отрицать не будете?
- Почему я Баратынского вам читал: «Не бойся едких осуждений, но упоительных похвал». У нас многие себя считают талантливыми, но это ж не так.
Репин, Веласкес – это ж заказные художники. Но это гении были. Веласкес писал портреты инфанты Маргариты и кардинала, причем не так, как его просил кардинал. А у нас пишут так, как просят его заказчики. Все они слюнявые, розовощекие с настоящими зубами… Таких художников много в России. Они были всегда, но профессиональный уровень свалился здорово.
И это всемирная тенденция? Жутко. Я не понимаю: как можно закончить пединститут и пойти работать в милицию или в таможню?
- Почему вы не рисуете цветом?- неожиданно не в тему спрашиваю собеседника. В ответ слышу:
- Я убежден, что я - не цветовик. И буду делать то, что я более-менее умею. У меня был замечательный педагог Михаил Владимирович Добросердов, живопись вел. У него были в учениках потрясающие художники, классики советского искусства – Гелий Коржев, Петр Оссовский. И он всегда говорил: «Ребята! Очень важно стать хорошими художниками, но важнее всего стать хорошими людьми. Это самое главное в жизни».
Почему у нас пейзажи больше всего пишут? Потому что их проще писать, меньше социальной ответственности, и спрос на них больше.
«Гравюра делается точно. Это как в акробатике - идешь по натянутому канату»
- Вы могли быть художником театра, но, передумали, и стали графиком?
- Я поступил на театрально-декорационное отделение. Но что-то не срослось. Может, пересмотрел много спектаклей? У нас педагоги были потрясающие. Театральную живопись вела Татьяна Борисовна Серебрякова - дочь известной художницы, родственница Бенуа - художника, который в Милане в Ла Скала был постановщиком. Театральную композицию преподавала Татьяна Ильнична Сельвинская – прекрасный московский театральный художник и дочь известного советского поэта Ильи Сельвинского. Сергей Яковлевич Лагутин преподавал театральную композицию. Он был постановщиком в Малом театре.
Когда я вернулся на 2 курс училища после армии, у нас открылось отделение промышленной графики и рекламы. Но я почему-то выбрал промышленную графику. Это было модно тогда. В год убийства Джона Кеннеди на ВДНХ проходила американская выставка графики. На ней выдавали каталоги, в которых были такие офорты. Мне понравилось оформление упаковки кока-колы. Я был очарован, одурел. Так все было эстетически красиво. Впервые здесь услышал слово «дизайнер». После этого пришел и попросил перевести меня на промышленную графику и рекламу.
И мне повезло в жизни. К нам пришел на третий курс Эммануил Вениаминович Миниович – главный художник фирмы «Роспродоформление». Он рисовал упаковки сигарет, рижского «Черного бальзама», водку «Посольская». Он нам показал, как это все делать. А у меня уже был опыт, из трех лет службы в армии в войсках ПВО, один год провел не под землей, а был художником-оформителем. Меня откомандировали в ансамбль песни и пляски Московского округа ПВО. Я писал буквы. Мне так буквы понравились. Промграфика меня научила точности. Гравюра делается точно. Это как в акробатике - идешь по натянутому канату.
На холсте можно все исправить, а на металле каждая ошибка в штрихе или композиции рискует обернуться неудачей. Поэтому искусство офорта в моем понимании - это искусство быть точным, скрупулезным и требовательным к самому себе и процессу печати.
Я всю жизнь хотел свободы. Не воли. Свободы. А теперь к выставке рисуют, оказывается, что-нибудь. Не просто так и для души.
- Неужели вас деньги не интересуют в принципе?
- Когда думаешь о деньгах – это плохо. Художник не должен об этом думать, когда увлеченно работает. Я обычный, средней руки человек. Ниже стандартного. Но когда с увлечением работаешь, то знаешь: у тебя когда-нибудь это купят. Никогда под заказ не писал. А деньги? Как же! Они результат труда. Особенно сейчас. У нас стоимость аренды мастерской опять подорожала.
«Я рисовал рекламные ботинки, колбасу, которых не было в продаже»
- У вас была возможность работать в Штатах, но вы в Бресте. Как вам удалось в советские времена выехать в США и организовать там две персональные выставки?
- В 1990 году в Бресте на улице Советской в выставочном зале была книжная выставка «США и СССР в совместной борьбе против фашизма». Я был в то время секретарем Союза художников. Мы принимали гостей. Среди них были две женщины – секретарь Посольства США в СССР и директор международных советских выставок. Познакомились.
Они пришли ко мне в мастерскую. И пригласили на День независимости в Москву в Посольство США. А я как раз в Москву собирался.
Я приехал туда 4 июля. Кинул шмотки на Арбате у Сережи Цигаля. И пошел в резиденцию посла США в СССР Джека Метлока.
Там все собрались, весь бомонд: культура, КГБ... Меня представили послу. Вышел в сад покурить. Там играл американский джазовый оркестр национальной гвардии. Смотрю, за столом сидит человек. Подошел, спросил, познакомились. Арчи оказался большим любителем искусства и филантропом. Узнав, что я занимаюсь офортом, пригласил меня через два года в качестве почетного гостя Х американского «Принт симпозиума». Так я попал в Америку. Сбылась моя мечта. Это был теплый яркий апрель 1993 года.
Перед отлетом в Штаты, расположился в мастерской Сергея Цигаля. И там мои работы увидел Никита Голованов - он был главным художником Издательского дома «Коммерсантъ», издавал газету «Коммерсантъ Daily». У него была собственная галерея.
Голованов увидел мои работы и предложил сделать персональную выставку в Москве.
- Эта выставка, прошедшая в 1994 году в Москве, была последней из шести других персональных, организованных в Минске, Бресте, Вайнгартене (Германия). Две прошли в США: 1993-м - в городе Де–Мойн, в 1994-м - в Нью–Йорке. И вы больше не выставлялись. Почему?
- Есть художники, которые организовывают выставки часто. Я не скоростной и не стремлюсь делать выставки. Мне это ни к чему. Для меня главное – творить.
Настоящая выставка прибыли не приносит. Это лишь один из этапов проверки себя на прочность.
Я ведь только в 2000 году получил эту мастерскую. До этого был чердачок маленький. С 1979 по 1987 годы работал в помещении, расположенном на углу улиц Гоголя и Ленина, эта халабуда еще стоит. И там у меня лучшие работы были сделаны.
Это были счастливые годы. Я приходил туда после основной работы. В дубленке и шапке работал.
Для меня рисование после производственной рекламы острее воспринималось. С 9 до 18.00 я рисовал рекламные ботинки, колбасу, которых не было в продаже. А после работы занимался любимым делом. Суббота и воскресенье были мои дни. И после работы я прибегал сюда и рисовал. Много в тот период участвовал в выставках.
«Настоящее искусство глубоко и бесконечно, как космос»
Алимов очень поздно начал рисовать. После 35 лет. На то были разные причины. Но эти годы не прошли бесследно. В 1973-м умер отец, в 1974-м Алимов с женой приехали в Брест.
- Я сильно очень пил до этого времени, - откровенно признается мой визави. - В училище поступил в 18 лет. А учиться надо было пять лет. Со второго курса меня забрали в армию на три года. Училище закончил в 1970-м. Два года не работал, бомжевал в Москве, без прописки жил. Халтуры всякие делали. Оформляли стенды, метро.
С женой познакомился в Москве, она из Саратова, художник-реставратор темперной живописи, в Москве училась. Закончила училище в 1972 году.
Почему я никакая не звезда, - возвращается вновь к вопросу о звездах Алимов. - Я много видел в Москве. Если себя равнять с теми, с кем просто рисуешь – это одно. А если сравнивать с Рембрантом, Альбином Бруновским, то становится ясно, кто ты. Вот эти мне нравятся художники.
- А Альбрехт Дюрер? Ведь это он сказал: большое можно увидеть в ложке.
- И Дюрер тоже. В эпоху Возрождения картины писались не большие, потому что не было государственных музеев. И дома маленькие строились. Двух-трех-этажный дом гармонирует с человеком, а большой дом - это уже дисбаланс.
Кто у нас сейчас кроликов рисует? Никто. Ведь все началось с Леонардо да Винчи. Как Иосиф Бродский сказал: «Я считал, что лес - только часть полена. Что зачем вся дева, раз есть колено». Или его же: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать». Наврал…
Задумавшись на некоторое время, видимо, о высоком, Алимов продолжил свой рассказ:
- Когда я увидел в оригинале портрет «Девушка с горностаем» Леонардо да Винчи, понял, что такое настоящее искусство. Картину привезли из Краковского музея на выставку в Москву. Она живая была, а там всего три цвета. И все понятия о живописи у меня закончились.
Правильно Райкин сказал: «Забудьте то, чему вас учили». Сейчас придешь на выставку, а там вся палитра, все, что выпускает химическая промышленность. Все это ерунда.
Я зациклился на проверенном временем настоящем искусстве. Оно как хороший выдержанный коньяк, как виски «Бурбон», как хороший джаз 60-х годов. Хорошая музыка, искусство, это как глоток хорошего виски. Чем больше пьешь, тем больше хочется пить. Так и искусство – настоящее искусство глубоко и бесконечно, как космос.
«Цигаль меня похвалил, а сейчас спрашивает: «Лёвчик, а почему ты письма не пишешь?»
Лев Алимов не любит комплиментов. И это факт.
Готовясь к встрече с ним, все же нашла в интернете одну фразу, которая ему понравилась. Но рискнула спросить о другом: о его личных письмах Сергею Цигалю, которые тот опубликовал в 2006 году в журнале «Деиллюзионист» и назвал их «эпистолярным сокровищем».
Письма сопровождает текст, написанный Цигалем. В тексте этом о друге, похвал - выше крыши. Цитирую его выборочно, местами не дословно. Пусть простит меня автор, а текст – не только яркое дополнение портрета Алимова, но иллюстрация искренней дружбы. Кто этим сегодня может похвастаться?
«Когда вы в последний раз получали письмо, написанное не на компьютере, а ручкой? …За последние 15 лет у меня накопилось настоящее эпистолярное сокровище. На бумаге разного размера и качества неторопливо проиллюстрированы все события, произошедшие в Лёвиной жизни и моей...
Весь накопленный профессиональный багаж и умение в течение многих лет Лёвчик щедро выплескивает на листы бумаги и отправляет мне в виде писем. (…) Удивительно внимательный к деталям, мастер, человек с большим чувством юмора, он не пропустит ни узора на носке, ни строчки на любимых "инспекторах". Стилягой и англоманом он так и остался….
Получаю письма от товарища, который теперь проживает в другом государстве, (…) в городе Бресте. А ведь детство Алимова протекало в Москве и связано было с художественным училищем Памяти 1905 года. …Подозреваю, что в Бресте не слишком кипит художественная жизнь, поэтому Лева со своими небольшими и невероятно подробно сделанными офортами в основном выставляется за границей.
Там за пределами родины он снискал себе известность, получив ряд престижных премий и даже звания «Человек года» по утверждению Международного биографического центра ( Кембридж, Англия).
Познакомились мы давно. В Доме творчества художников на озере Сенеж. Видимся редко. Иногда Лева приезжает в Москву и целыми днями носится по друзьям, их у него очень много. А потом пропадает на годы»…
«Сергей меня похвалил, а сейчас спрашивает: «Лёвчик, а почему ты письма не пишешь?». А я отвечаю: «Ты меня нахвалил, и я уже не могу их писать», - говорит Алимов. Но к другу он относится так же тепло. О нем он может рассказывать часами.
- Я приезжаю в Москву раздавленным, а уезжаю одухотворенным, - загрустил Лев Борисович. - Я очарован Москвой, но она стала другая. Я иду по улицам, и сладкая истома воспоминаний моей бесшабашной московской юности переполняет душу и сердце. Сретенка, Большой казенный и Лялин переулки…
Москва - это город моей юности, город моих родителей, жены и друзей, которые мне бесконечно дороги.
- Так может в Москву, в город детства и юности, есть смысл вернуться?
- А какая разница, где водку пить! - с юмором отвечает собеседник и смеется. - Я пить бросил. Мне здесь комфортно. Я не поехал в Штаты, и в Москву не поехал. В Америке я бы не жил так свободно. Я работаю здесь и занимаюсь тем, чем хочу. А в Америке для этого нужно быть очень богатым человеком.
TOMIN.BY поздравляет Льва Борисовича Алимова с днем рождения. Мы желаем вам всегда оставаться в таком же расположении духа, в окружении друзей и близких людей.
