15 февраля — День памяти воинов–интернационалистов
Они не называют друг друга этим официальным термином «воин–интернационалист». Обращаются друг к другу, как и все, по именам. Тем не менее вне зависимости от былых званий и должностей причисляют себя к особой воинской если не касте, то категории: «афганцы». И имеют право на эту исключительность. В мирное время они понюхали пороху: воевали, получали ранения и увечья, теряли друзей. Про ту войну сказано много, но известно еще не все. На ней был и невидимый фронт. Сегодня, отвечая на вопросы «СБ», своими воспоминаниями делится один из его бойцов Владимир ГАРЬКАВЫЙ. Он провел в Демократической Республике Афганистан, ДРА, долгих 4,5 года. Числился по спискам управления «С» (нелегальная разведка) КГБ СССР. Участвовал в спецоперациях. Освобождал, официально и нелегально, советских солдат из плена. «Работал» среди моджахедов и под маской моджахеда. Награжден орденами и медалями СССР и ДРА. В 1994 году ушел в отставку в звании полковника. В совершенстве владея редкими языками — дари, пушту, персидским, — в настоящее время консультирует ориентированный на Восток бизнес. Член Совета ветеранской организации КГБ Беларуси «Честь».
— Владимир Владимирович, расскажите о действиях спецподразделений, в которых вы участвовали. Сколько их было и какие задачи они решали?
— Достоверно знаю про семь: два «Зенита», четыре «Каскада», «Омега». В составе «Зенита–1» я прилетел в Кабул 5 июля 1979 года со специальным заданием, детали которого не могу раскрыть даже сейчас. 38 офицеров отряда имели загранпаспорта на чужие фамилии и значились инженерами, врачами, агрономами... В общих словах, нашей задачей была разведка.
«Зенит–2» работал в Кабуле с 19 сентября 1979 года. К концу года в нем было уже 130 человек. Это они провели операцию «Радуга»: тайно вывезли в СССР трех министров афганского правительства, которых диктатор Амин приговорил к смерти. Они же в декабре 1979–го при содействии 30 бойцов группы «Гром», состоявшей из сотрудников «Альфы», и «мусульманского» батальона спецназа ГРУ штурмом взяли дворец Амина и еще 18 объектов. Учтем, что в районе их действий дислоцировались две пехотные дивизии и две танковые бригады афганской армии плюс 3 тысячи коммандос, народная гвардия и охрана (еще 2 тысячи), служба безопасности... Впрочем, о подробностях этой операции уже много сказано и написано.
Потом пошли «Каскады» — первый, второй, третий, четвертый, — каждый из которых действовал от 6 до 9 месяцев. К примеру, 128 офицеров «Каскада–4» были разбиты на 9 боевых групп, которые работали по всей стране. У командира каждой было по два заместителя — по «Р» (разведке) и по «Д» (диверсиям). Главной задачей была борьба с бандформированиями, или, как еще тогда говорили, контрреволюционным подпольем. Мы помогали афганцам создавать органы безопасности, организовывали агентурную работу и проводили спецмероприятия.
Завершал эпопею отряд «Омега». Потом вплоть до 1987 года сотрудники «Вымпела» работали в Афганистане лишь советниками.
— Какова была их роль?
— В частности, помогать в создании 5–го управления ХАД, Службы безопасности, занимавшейся планированием и проведением спецмероприятий против моджахедов. Каждый из наших работал по своей специальности: учил агентурной работе, радиоделу, минно–взрывной и огневой подготовке. В «Вымпеле» каждый должен был уметь все, но еще и на чем–то специализироваться: снайпер, радист, подрывник. Была и более глубокая специализация — парашютисты, дельтапланеристы, горники, даже боевые пловцы. Всему этому нас учили в подмосковной Балашихе.
Агентурно–оперативная работа предполагала приобретение источников информации. Трудностей хватало. Поначалу многие еще не знали, а иные плохо знали местные языки пушту и дари. Работать приходилось через переводчиков, главным образом таджиков. Попробуйте в таких условиях завербовать человека, оказать на него влияние, раскусить, в конце концов. Вербовочная база была такова: симпатии к СССР, желание отомстить «духам» у тех, кто от них пострадал, всеобщее обнищание.
— Что можете сказать о своем личном участии в этой деликатной и опасной работе?
— Я знал местные языки, поэтому меня неоднократно внедряли в бандформирования. Естественно, под легендой. Иногда процедура внедрения была более сложной — с учетом моего знания немецкого. Контакты со своими велись через связников из лжебанд или через нелегальные источники.
— Что значит лжебанды?
— Это когда из сотрудников ХАД мы создавали «банду», которая вступала в контакт с душманами. Начиналась игра — и... пошло–поехало.
Всегда существовала опасность провала, измены, ошибки по причине плохой подготовленности. Сложно было проверить источник информации. Потому иногда использовался тривиальный, но оправдавший себя ход. Если, по данным источника, предстоял бомбоштурмовой удар, БШУ, то у нас было жесткое правило: на БШУ в Ми–24 летели сотрудник, который работал с источником, и сам источник. Они своими глазами смотрели, кого они бомбят, чтобы источник нес ответственность за свою информацию. Точно так же поступали, если шли в засаду на караван.
Бывало, случайно узнавали, что такой–то источник работает и на нас, и на ГРУ. Проверяешь через ГРУ: информация достоверная. Но дает ее один и тот же человек, который за деньги работал с нами и с ними. Кстати, те, у кого были убиты все мужчины–родственники, работали очень добросовестно.
Я многократно побывал среди бандитов, отправлял информацию в Центр о результатах той или иной операции, наземной или с воздуха. Хотя основной моей задачей было освобождение наших пленных, которых в тот период было более 220. Всякое пережил: и предательство, и нанесение БШУ по банде, где я сам пребывал... Судьба была милостива ко мне.
— Как в мусульманской стране на конспиративной основе встречаться с мусульманками?
— Не буду раскрывать наши методы, может, еще пригодятся. Было очень непросто. Но в конце моей деятельности, к примеру, в 5–м управлении ХАД было завербовано около 250 женщин по всей стране. На «Каскад», насколько мне известно, в конце его пребывания работало 482 источника.
— Что ваш лексикон подразумевает под спецмероприятием?
— Скажем, ликвидацию самых непримиримых лидеров бандформирований. Или операции, в которых использовались минно–подрывные средства, «сюрпризы»... Сюда же можно отнести и создание лжебанд. Или, скажем, отвлечение противника от поля боя. Когда проводились крупные войсковые операции, группы с использованием «Каскада» десантировались в тылу противника и отвлекали «духов» на себя. Просто показывались и сразу начинали отходить. Пока моджахеды тянулись за ребятами из «Каскада», начинали работать основные войска, которые получали оперативный простор.
— Вы теряли коллег, друзей или, если применять фронтовую терминологию, однополчан?
— Большие потери понес первый «Каскад». Там только в одной операции погибло сразу пятеро. Потом участие «каскадеров» в боевых операциях не приветствовалось — штучный товар, потеря накладна для государства. Каждый раз на это давалось отдельное разрешение руководства, причем только из Москвы. «Каскад–4» потерял только одного, хотя раненых было немало. Из Беларуси погибли Пунтус и Чечков.
Об умении «каскадеров» воевать говорит такой пример. В 1982 году моджахеды попытались взять Кандагар. Советские и афганские части в это время были далеко от города, ближайшей к месту событий боевой единицей оказалась команда «Каскада–4». Они сумели вытеснить на окраины противника, многократно превосходящего их по численности, и продержаться до прихода подкрепления. Итог: у «духов» 45 убитых и 26 раненых, у наших 1 убит и 12 ранены.
— Трудно представить, как моджахеды могли принять за своего стопроцентного, про крайней мере внешне, славянина...
— Работа в стане «духов» — это отдельная тема. В ней очень много до сих пор тайного, специфического — с учетом особенностей страны, вероисповедания и множества других факторов. Об этом я рассказывал кое–что в журнале «Спецназ». Скажу лишь, что пребывание среди мятежников — дело несладкое. Оно предполагало специальную подготовку, бесконечные тренировки в условиях войны и вне ее.
Нужно было знать про моджахедов все: отношение к власти и советским войскам, интересы и привычки, милосердны они или жестоки, эгоистичны или склонны к коллективизму, кому особенно мстят, а на кого молятся... Какие зверские приемы используют в отношении пленных, к кому испытывают лояльность. Обязательно надо было знать и понимать основные постулаты Корана, когда их применять, а когда свои познания не выпячивать. Не говорю уже о том, что экипировка и облик внедренного в банду всегда были максимально достоверными. Учитывались и пломбы в зубах, нижнее белье, сновидения (говорит ли человек во сне и на каком языке) и многое другое...
Навыки достигались бесконечными тренировками под руководством выдающихся специалистов Первого главка КГБ СССР. Например, ныне покойного А.И.Денисенко, бывшего нелегала «Акыла», и других профессионалов. Спасибо им всем! От нас требовались особая, абсолютная психологическая устойчивость и уверенность в себе. Иначе — расшифровка или предательство, провал, смерть и позор. И самое главное — невыполнение приказа, поставленной задачи.
— Оглядываясь назад, что думаете о тех годах: не напрасно ли вы воевали?
— Сегодня иногда задаешься вопросом: зачем это было нужно — из–за чьих–то глупых решений вводить войска, нести такие потери? В конце концов, зачем нужно было штурмовать дворец Амина? Ведь для проведения сложнейших специальных акций и даже решения конкретной задачи — устранения государственного лидера — неимоверно мощное КГБ и в первую очередь управление «С» уже тогда располагали достаточными средствами.
А какие финансовые, человеческие и психологические ресурсы поглотила эта война! Но думать о сложной глобальной подоплеке я не имел права. Тогда все было просто: солдат стоит на страже интересов своей Родины. Он всегда готов выполнить любой приказ, рисковать и даже жертвовать своей жизнью. Просто потому, что он солдат. Это верно, справедливо и солдата нелегальной разведки в полной мере касается. Он передвигался с «духами» по горам, жил в кишлаках и горных пещерах, ел и пил вместе с ними.
Иногда даже питался пищей, отобранной во время нападений на советские колонны, пропитанной кровью наших солдат. Он курил наркотик насваи, пил, если предоставлялась такая возможность, даже неразведенный авиационный спирт, добытый «духами» у советских военных при разных обстоятельствах. Спрашивается, для чего все это ему было нужно? Чтобы, например, притупить боль при виде своих соотечественников во время кровавой пытки типа «красный тюльпан».
Сегодня, конечно, легко осуждать политику тех лет, ту войну и ее солдат, как это и делают в интернете некоторые «правдорубы». Сегодня мне многое понятно. Я могу, к счастью, размышлять и анализировать. Я живу. А многих моих сослуживцев давно нет. Уже поэтому в той войне не было ничего романтичного. Хотя некоторые находят в войне и это.
История еще ответит на вопрос: «Напрасно ли?» Впрочем, известный сегодня профессионал, бывший шеф нелегальной разведки, то есть начальник управления «С» Юрий Дроздов, еще в те времена говорил: не мы — так США. И вот мы ушли. Кто сейчас там?..
— Вы же не всегда жили среди душманов? Как вообще выглядел тамошний быт?
— Сначала было очень тяжело. Мои коллеги жили в провинциях, в палатках. Каждая на 12 человек: деревянный настил, армейские металлические кровати и противомоскитные сетки. Несмотря на них, к вечеру настил был усыпан мошкарой и тарантулами. А утром было чисто: тарантулы все сжирали. Полегчало, когда нам разрешили привезти семьи и жить мы стали в Кабуле. Первые полгода — на так называемой вилле. Через полгода многие из моих коллег по оружию из провинций перебрались в дома из камня, а затем с семьями (у кого они были) — в Микрорайон в Кабуле. Рядом проживали сотрудники многих посольств. Подо мной жили сирийцы. Они часто угощали пивом, а мы их — тушенкой и консервами. Изредка по праздникам — шампанским, которое нам выдавали за чеки в нашем посольстве. В частности, для вербовочных контактов.
В Микрорайоне нас перестали постоянно обстреливать. Если «духи» и стреляли, то небрежно. Было видно, что им перед хозяевами отчитываться надо. Правда, однажды граната от гранатомета взорвалась прямо в постели у одного из наших сотрудников. Ему повезло: в то время он гостил у меня дома.
«Духи» приезжали, как правило, на «Тойотах», с минометом в кузове, и палили по нашему расположению в Кабуле. Как, впрочем, и в Кандагаре, и Мазари–Шарифе — почти везде по стране, где жили наши. На крыше представительства всегда была дежурная группа, которая так же небрежно открывала огонь туда, откуда стреляли. После чего «духи» сворачивались, уезжали. Одно время чуть ли не каждую ночь были такие перепалки. Это считалось обычным делом. Но чем дальше от нас отдаляется прошлое, тем более героическим оно кажется.
— А питались вы чем?
— Первые полгода «каскадовцы», да и вообще все наши жили без мяса — на одних рыбных консервах. Потом стали на базаре у афганцев покупать мясо, фрукты, овощи. Помню, как я собрался в первый раз в Чарикар, в лжебанду, на переговоры по освобождению нашего солдата из плена, заодно и провизию привезти. Вызвал БТР и группу поддержки. А мне наши, кто поопытнее был, говорят: нет, Владимир, мы с тобой не поедем. Лучше скромненько, на «уазике», как санитары–ветеринары. Так часто и ездили. «Чековозку» — так называли нашу «Ниву» — использовали в поездках за пределы Кабула очень редко. При обстреле пассажиры, сидевшие сзади, обычно не могли быстро из нее выбраться и погибали.
В 1981 году мы достигли на определенный срок негласной договоренности с полевым командиром Ахмад–Шах Масудом: с рассвета и до двух дня в Панджшере правит государство. Позже — ребята, подвиньтесь, это время уже моджахедов. С двух до трех был переходный период. Если кто–то из наших замешкался и вовремя не убрался восвояси, «духи» подгоняли: очереди шли прямо над нашей машиной. Ну а потом до утра власть переходила к ним. Иногда они на дороге ставили флажки–предупреждения: сюда не суйся, получишь пулю! Мы это знали и старались соблюдать договоренность, другого выхода не было.
Вот такое благородство в разные периоды времени витало между нами и «духами», с которыми мы могли реально договариваться.
Позже других спецподразделений в Афганистан пришла «Омега». Она делала акцент на инструкторско–советнические функции. В последние годы ребят из КГБ отправляли в Афган просто «на обкатку», для приобретения боевого опыта. Что это за спецназовец, который ни разу не был под пулями? Потому руководство старалось пропустить через страну как можно больше бойцов.
— Как сегодня складывается жизнь у бывших участников афганских событий, представлявших тогда спецслужбы?
— Большинство коллег полностью адаптировались в мирной жизни у себя на родине. Нормально живут, многие еще работают, занимаются общественными делами. В частности в ветеранской организации КГБ «Честь». Но боль за тех, кто вернулся живым, но покалеченным — не обязательно физически, — не отпускает. Как профессионал знаю, насколько трудно воспитать хорошего солдата и подготовить к боевым действиям. Но вернуть его потом к мирной жизни еще сложнее. Знаю, что многих «афганцев» и сейчас терзает чувство досады: приказ Родины выполнил, но оказался забытым и отчасти даже ущемленным.
Наши «афганцы» остро ощущают потерю юности. Иногда срабатывает психологический феномен: выживший должен жить на полную катушку — «за себя и за того парня». Посттравматический синдром в той или иной степени проявляется у всех нас, но особенно специфичен именно афганский синдром. Американцы на психологическую помощь ветеранам вьетнамской войны в конце 80–х годов выделили 4 миллиарда долларов! Речь не о сумме, как вы понимаете. Я бы хотел, чтобы наше общество посмотрело на «афганцев» несколько по–другому. Если вникнуть в их тревоги, их беспокойство, то мы увидим в них преданных, смелых, социально активных граждан. Моральная планка в отношениях между братьями по оружию очень высока. Их скрытую, но мощную внутреннюю энергию нужно грамотно направить в нужное русло. У «афганцев» огромная жажда жизни, они умеют переносить тяготы и лишения, способны преодолевать любые препятствия и могут передать эти качества молодым.